Чем дальше они продвигались, тем яснее понимали, что с такими силами им до Царьграда не добраться. Задумались крепко братья. А мимо пробегали безлюдные неведомые берега. И вдруг углядел Аскольд на высокой горе городок. Приказал направить ладьи к нему. Вышли на берег, спросили у тамошних жителей, кому принадлежит сей городок. Узнали пришлые, что ставили его три брата: Кий, Щек и Хорив. Но все трое уже померли.
– Кто сейчас вами владеет? – спросил Аскольд.
– Козарам дань платим, – был ответ.
Аскольд с Диром решили тут остаться. Пока выгружались, народ разошелся.
– Как город назовем? – обратился Аскольд к брату. И, не дожидаясь ответа, протянул: – Ки-и-ий, Ще-е-ек, Хори-и-ив… Длинно получается. А что, если Кищ?..
– Кие, – предложил Дир.
– Киев! – радостно вскричал Аскольд.
– Киев! – столь же радостно поддержал брата Дир.
Стали они обустраивать новый град, собирать вокруг себя разный люд. Почувствовав силу, варяго-русы двинули на полян. Добрались до древлян и угличей. Разгромили степных варваров. Вроде силенка заиграла. Почему бы и не двинуть на Царьград? Да тут дорогу им преградили дунайские болгары. Крепкая случилась сеча. Причем ударили болгары прямо в сердце Аскольдово: убили его сына.
Сильно опечаленным вернулся Аскольд в свой град, но порадовал его Киев. Издали таким грозным, неприступным смотрится! А радость, как известно, лучше любого лекаря лечит. Зарубцевалась в скором времени рана, вновь Аскольд силы для похода собирает. Теперь-то он твердо знает, что надо делать для покорения Царьграда. Но человек, как говорится, предполагает, а Бог располагает, – Петр испытующе посмотрел на слушательницу: не утомил ли рассказом?
Ан нет: глаза Маргариты светятся, вся она в непритворном внимании.
– А на севере, в Новгороде, беда меж тем случилась: Рюрик умер, – продолжил он. – Перед смертью наказал дядьке: «Коль Бог забирает мою душу, оставляю своего малолетнего сына Игоря на твое попечение. Будь ему вместо меня отцом и поклянись, что исполнишь мою волю».
Встал князь Олег на колени и, глядя умирающему в глаза, произнес: «Клянусь!»
Легко режут днепровскую волну шустрые Олеговы ладьи. Какой уж день держит он путь на юг. Известно ему от купцов, сколь славный город отстроили Аскольд с Диром. Полон тот купцов и оседлых ремесленников. Все соседние племена дань платят. И до Царьграда – рукой подать. Задумал что-то князь. Но совета ни с кем не держит. Наконец чей-то зычный голос раскатился вдоль обросших лесом днепровских берегов:
– Кие-е-ев!
Вскочил на ноги Олег, ладонь к глазам приставил. Да, город на горе и впрямь высился знатный. Но не поплыли дальше его челны. Скрыл князь их, как и свою дружину, от глаз любопытных. Позвал он верного ему мужа Бидульфоста и велел пригласить к себе именитых людей из града. Предупредив, правда, чтоб не прознали о том ни Аскольд, ни Дир.
Ловкий Бидульфост все сделал как надо. К новгородским «купцам» киевские гости явились с охоткой, хотя поначалу и удивились: почему это встреча назначена не в городе? Но обильный стол да медки крепкие быстро сдружили южан и северян. Первые, не таясь, поведали, что с приходом Аскольда и Дира зажили они всем на зависть: князьями братья оказались добрыми и крепкими, горожане их любят.
– Какова же у них дружина? – поинтересовался осторожно Олег.
– Дружина у них большая и сильная, так что заходите в город без боязни. Никто вас не обидит.
– Передайте своим князьям, что их земляки – купцы, идущие в Грецию от Олега и княжича Игоря, – хотят повидаться с ними.
Услышав о приглашении, Аскольд загорелся: уж больно потянуло к тем, с кем ступил когда-то на Русскую землю. Дир, правда, высказал сомнение:
– Не нравится мне, что сами они в город не входят… Почто зовут куда-то за пределы?
– Брат мой! – горячо воскликнул Аскольд. – Как можешь ты подозревать в чем-то этих людей?! Ведь это же наши братья по крови! Наши земляки, которых мы столько лет не видели! Сколько всего у них и у нас накопилось рассказать друг другу!
– Тогда давай прихватим с собой дружину, – упрямился Дир.
– Ты спятил?! Они же оскорбятся, решат, что мы им не доверяем. Давай-ка, брат, седлай лучше коней! Мне не терпится встретиться с земляками!
Олег между тем приказал Бидульфосту самых надежных людей оставить в лагере, а остальных – отвести подальше.
Братья же, ничего не подозревая, приблизились к Олегу и, судя по всему, тотчас его узнали. Спрыгнув с коней, Аскольд и Дир с распростертыми объятиями бросились к князю. Однако вместо радостной встречи их ожидал холодный, недоверчивый, отчасти даже надменный взгляд.
– Кто вы? – властно «осведомился» Олег.
Братья переглянулись. Вперед шагнул Аскольд:
– Я – князь Аскольд, а это…
Не успев договорить, он услышал грозный рык Олега:
– Какие вы князья?! Главный наш князь – Игорь, сын Рюрика! Покажите самозванцам истинного князя!
Какая-то женщина вынесла из походного шатра мальчика. При виде чужих людей тот сморщил личико и расплакался.
– Сами боги отталкивают его от вас, самозванцев! И знайте: на одном кресле двое не сидят! – на этих словах Олег дал рукой сигнал.
Из кустов тотчас выскочили дружинники с обнаженными мечами.
– Прости меня, Дир, – успел крикнуть Аскольд, истекая кровью.
Братьев похоронили тут же, на горе.
Олег приказал дружине строиться и двинул ее к городу. Горожане с восторгом встретили процессию, но напрасно искали они глазами полюбившихся им князей…
Вот так, милая Маргарита, и началась, по рассказу Феофилакта, Киевская Русь.
– С крови началась, – тихо промолвила Маргарита. Лицо ее было задумчиво.
– Я предупреждал, что рассказ будет не для женского уха.
– А знаешь, – бросила она на него быстрый взгляд, – мне кажется, только решительные люди способны вершить историю. – Их взгляды встретились. – Как думаешь, Аскольд мог совершить нечто подобное?
– Кто ж его знает, – пожал Петр плечами. – Что теперь об этом говорить? Но, хочу заметить, люди и по сей день чтут Аскольда за его порядочность.
– Какую волшебную силу имеет это имя! – Маргарита встала. – Прости, но мне хочется немного отдохнуть.
Первой тяжелого похода не выдержала Софья.
– Все, нет больше сил! – упав на землю, произнесла девушка, хватая пересохшими губами снег. Гол попытался было ее поднять, но она воспротивилась: – Оставь меня, Гол! Я не пойду дальше. – По ее щекам потекли слезы.
Действительно, испытания на долю путников выпали серьезные. Боязнь татарской погони заставила их забиться глубоко в лес, в самые дебри. За несколько дней пурги снегу навалило столько, что порой приходилось идти, по пояс проваливаясь в снег. Иссякло и прихваченное с собой продовольствие. Аскольд поручил Голу, как лесному человеку, подобрать место, где можно было бы передохнуть. Тот выбрал огромную раскидистую ель, вычистил под ней с одной стороны снег. Нарубил лапника, из сухостоя разжег костер. Когда тот прогорел, Гол убрал золу и набросал сверху еловых веток. Потом, срубив молодую сосну, повалил ее так, чтобы она прикрыла прогретое место. Накидав поверх сосны лапника, он соорудил относительно теплый шалаш.
Оказавшись в нем, путники почувствовали себя на седьмом небе. Наконец-то появилась возможность сбросить мокрую тяжелую одежду и просушить ее. Насладившись давно забытым комфортом, все невольно вспомнили о еде: пустые желудки все настойчивей требовали хотя бы мало-мальского насыщения.
– Ну что, Гол, попробуем харчами обзавестись? – предложил, поднимаясь, Аскольд.
Из оружия имелись только мечи и ножи у мужчин, да еще лук с колчаном стрел у Кулотки. Их-то и забрал Аскольд.
Идти было тяжело, но козельцы понимали: пустыми возвращаться нельзя. А из живности, как назло, ничего не попадалось. И когда, казалось, иссякла последняя надежда, Аскольд вдруг приставил палец к губам, указав глазами на корни огромного поваленного дерева, из-под которого шел пар: